Катя-Катерина

ТОЗовцы начала 70-х годов

В 70-60 годы прошлого века в «Тихоокеанской звезде» работала весьма незаурядная журналистка, временами противоречивая и даже, можно сказать, скандальная. Но человек этот был бесспорно талантливый. Судьба ее была драматической. Речь идет о Екатерине Константиновне Гриценко - став женой армейского офицера, она сменила фамилию на Рудик. Под ней она и была известна нашим читателям.
Девочка родилась и жила в самом центре Хабаровска. Работа в газете, вынужденный из нее уход, все это побудило Екатерину Константиновну написать исповедальную книгу под названием «На плахе газетных полос». Издана она была малым тиражом, на собственные средства скромной пенсионерки в 2002 году. Позже ей помогут с повторным изданием - в твердом переплете, с дополненным текстом.
В архиве редакции сохранилась тощая папка личного дела Гриценко-Рудик. Я не один раз перечитывал скупые канцелярские записи об ее служебном восхождении. Записи противоречивые - за объявлением благодарности следовал редакторский вердикт «объявить выговор», «премировать за подготовку авторских материалов» и «поставить на вид за неправильное отношение к авторским материалам»… Есть в папке и ее личные объяснительные начальству по тому или иному случаю…
Откуда такой противоречивый характер уродился, думал я, перечитывая Катино «Личное дело».
Ее детство описано ею самой искренне, честно и без всяких прикрас.
«… Все девчонки с нашей улицы Театральной, - написала она, - мечтали быть артистками, циркачками - городской цирк в пяти шагах, на площади Свободы (ныне пл. им. Ленина. - А.Ч.). По «заборной книжке» проникали в святая святых. Едва дыша, пробирались через конюшню, ощущая запах свежих опилок, пота, видели гимнастов, жонглеров, в ярких, расшитых золотом и серебром костюмах. От всего этого захватывало дух».
Об учебе в школе коротко: «Из всех предметов в школе я признавала только уроки литературы… В нашей семье и книг-то никогда не было - все, что горело, шло на растопку. Так было во время войны и после нее. Отец, вернувшись с японской, многократно перекладывал печку. То ли в дымоходе сидела какая-то закавыка, то ли у отца, купеческого сына, о чем мы вслух не смели говорить, руки росли не из того места, печка ни в какую растапливаться не хотела. Этажерка для книг пустовала. Существовало лишь одно табу - на газету «Тихоокеанская звезда», которую выписывал отец. В семье ее почитали, кратко называя «ТОЗ».
Катерина училась в женской школе (были тогда такие - отдельно для мальчиков и для девочек. Но были и смешанные. В одной из них, в школе № 8 г. Мелитополя, на Украине, учился в те же годы и я. - А.Ч.).
В книге Рудик есть немало примет того времени. Например, такая. «Тогда же, почти рядом с детдомом, ближе к площади Свободы, стали строить красивейший, по меркам хабаровчан, живущих в завалюхах, пятиэтажный дом, где ныне Дом книги. На года два леса заняли почти всю Театральную, оставив для пешеходов узенькую деревянную дорожку с навесом из досок. А потом леса сняли, и мы стали очевидцами, как в новый дом въезжали счастливцы. Мы впервые видели такое количество новоселов. И среди них единственно знакомое лицо - писатель Николай Наволочкин - он выступал в нашей школе со стихами».
Детство у Екатерины было боевое, я сказал бы иногда даже с оттенком уголовщины. Однажды она, сняв с вешалки новый модный плащ сестры, ушла к подруге «учить уроки». Подруга жила неподалеку, на ул. Льва Толстого. Дверь ей не открыли. В тот день милиция проводила облаву. Катю, сидевшую в ожидании подруги на ступеньках между этажами, забрали в милицию. Допрашивал ее тогдашний начальник городской милиции Гринберг. Расспросив, отпустили.
Ее настырность (или настойчивость) однажды привела ее в приемную «Тихоокеанской звезды». Завела знакомства, начала писать неумелые заметки. «Респектабельные, красивые как боги, - вспоминала она в своей книге, - при галстуках и в белоснежных рубашках Сергей Рослый и черноглазый, как цыган, Петр Баранов покатывались со смеху при чтении моих листочков, выдранных из ученической тетради. «Послушай, Сергей, потрясающий заголовок нашего юнкора: «Дом культуры есть, а культуры нет». Не смеялась только Елена Дроздова. Пикантная, недосягаемая, она величаво шла по редакционному коридору, как по подиуму. Переписывая набело мои опусы, вздыхала: «Учиться тебе надо…»
Когда закончила школу - в редакции ей дали рекомендацию для поступления в университет на факультет журналистики. Она сразу же ринулась в Ленинград, где конкурс был, по ее же словам, космическим. Тем не менее престижный вуз ей покорился… Училась там с 1958 по 1963 год. После окончания учебы была по собственному желанию направлена в суровый Магадан, где работала в районных газетах «Горняк Севера» (с. Сусуман) и «Северный край» (пос. Ягодный). Два северных года закалили журналистку. Но домой, в Хабаровск, ее настойчиво звали родители. Она не устояла, вернулась.
В их доме по-прежнему витал дух любимой газеты. Она по привычке посещала любимую редакцию. А в ноябре 1965 года написала заявление на имя редактора «Тихоокеанской звезды» Ф. Г. Куликова с просьбой принять ее на работу литературным сотрудником.
Редактор на заявление наложил визу: «Принять тов. Гриценко на должность младшего литсотрудника отдела советского строительства и быта, с окладом по смете, с 9. IX. 65 г., с месячным испытательным сроком».
С той поры началась ее жизнь в газете, которую она позже назовет родной в своей книге «На плахе газетных полос».
Новенькую в газете приняли почти равнодушно - ни кабинета, ни стола ей не дали, чем чертовски обидели, хотя, как позже узнала, так поступали со всеми, кто проходил испытательный срок. Посадили в редакционную библиотеку, изучать подшивки - рубрики, тематику, неизвестные имена коллег.
Так прошла первая неделя. «В газете ни строчки, хотя тружусь, как пчела, наверно, бездарная, - напишет Катерина в своей книжке. - Испытательный срок на исходе… и я себя спрашиваю - во имя чего, сцепив зубы, ты пытаешься сотворить конфетку»…
Творческие терзания людей талантливых дают свои плоды. Появились они и у Гриценко. Очерк «Пятеро под землей» после публикации был замечен и отмечен.
А тут новое задание на оперативность, умение достоверно расследовать причины срыва плана на Хабаровском заводе керамзитного гравия, что поставило под удар набиравшее силу строительство панельных «хрущевок». На заводе уже работала комиссия крайкома партии, и ей предлагалось примкнуть к ней. Но Катерина пошла своим путем и прямо к рядовым рабочим. Они и рассказали ей о подлинных причинах срыва планов, элементарной бесхозяйственности, работы в авральном режиме.
Через два дня материал был опубликован - и сразу же звонок из крайкома. Трубку взял Панченко и принял удар на себя. А потом стал пытать Гриценко, почему она игнорировала товарищей из крайкома, не поставила их в известность о результатах своего расследования. Потом помолчал, сказал: «Но копнули глубоко. Это вас спасло, иначе пришлось бы объясняться там!» - и указал большим пальцем в сторону окна, в сторону Амура…
Словом, свои «конфетки» Гриценко все чаще выкладывала на редакторский стол. Куликов пристально следил за «ленинградкой», как бы чувствовал ее недюжинное дарование. Когда в газете «Известия» появился ее большой материал «Удельный вес золота» (впечатления об уникальной Колымской трассе, о судьбах золотодобытчиков), он взял это на заметку. Внимание редактора к новому литработнику Катерина тотчас почувствовала. «Тогда я не догадывалась, что Куликов - мой добрый талисман. Пока газету редактировал Куликов, беды не знала. Он гонял меня в командировки, туда, где Макар телят не пас»…
Ее творческая судьба треснула (точнее сломалась) после того, как Куликова без всяких почестей, без слова «спасибо» «ушли» на пенсию. Гриценко бросали из отдела в отдел, везде она числилась литрабом. Слыла скандальной и несговорчивой. Наконец усадили ее за стол в отделе школ, науки и культуры, тоже литсотрудником. При ней сменилось несколько заведующих этим отделом, здесь по штату было положено два человека, а в названии отдела - три отрасли. Терпела - вела и школу, и науку, и культуру.
Оказавшись в краевой газете, я года два трудился в секретариате. Потом меня перебросили в помощь одинокой Гриценко. Вот какой была наша встреча.
Из книги «На плахе газетных полос».
«Между тем у меня снова появился заведующий. Им стал Саша Чернявский. Он как-то незаметно и не один год работал заместителем ответсекретаря - осуществлял связь газеты с типографией. Достаточно активно печатался, пробивал тропу в сферу литературы и искусства… Чернявский, как и я, не был членом партии (исполняя обязанности зав. отделом. - А.Ч.). … Не успела оглянуться, а Чернявский уже кандидат в члены партии и обрел право быть не «и.о.», а натуральным завом».
Заведующий любым отделом в редакции утверждался крайкомом КПСС и должен был быть членом КПСС. Меня и «устроили» сначала кандидатом, а потом членом партии. До этого я им не годился - среди моих украинских родственников был двоюродный брат, политический сиделец, чего не знала Катерина.
«Черт дернул меня сказать: Саша, вы у меня пятый заведующий. Он улыбнулся улыбкой Джоконды и ничего не ответил. Изучив «портфель» отдела, извлек три залежалых подборки материалов, попросил освежить их, и они прошли в печати».
Работали мы с Гриценко недолго. Выйдя замуж за офицера, она взяла его фамилию - Рудик. Два года семья провела в Чехословакии (командировали мужа), родили сына и дочь. Вернувшись в Хабаровск, Катя снова в газете. Осенью мужа послали с ротой солдат на уборку урожая в Сибирь. Там он трагически погиб.
Это был невыносимый удар для чувствительной Екатерины. Она была на грани безумия. Работа валилась из рук. Ее редко печатали, безжалостно правили, сокращали. Она ходила по кабинетам начальников, спрашивала: что не так? Внятных ответов не получала. Отчаявшись, написала в наш профессиональный журнал «Журналист» в Москву, послала туда свой забракованный газетой очерк. Журнал вел тогда рубрику «Факультатив», разбирая творчество провинциальных журналистов. Очерк Гриценко напечатали, разобрали по деталям и … похвалили.
Когда номер этого журнала оказался в редакции, разразился безумный скандал, Катерину, вернее ее поступок, разбирали на разного рода собраниях, заседаниях, чернили и клеймили. Мол, вынесла сор из избы. Многие, даже бывшие друзья отвернулись от нее, не разговаривали, не здоровались. Как же, ославила газету на всю страну. Она держалась, сколько могла, но вынуждена была все же уволиться.
Что было дальше? Ее приютил тогдашний директор Хабаровского института экономических исследований П. Минакир. Работала она там научным редактором. Приходила в редакцию с подготовленными к печати статьями ученых, их печатали.
Затаившаяся в организме роковая болезнь убила ее. Успела переиздать свою книгу в твердом переплете и дополнительным текстом.
Александр ЧЕРНЯВСКИЙ.