Комиссары в чёрных шляпах

Нина Лебедева

В номере «Тихоокеанской звезды» от 10-11 апреля был опубликован исторический материал «Честь имею, или По следам нижеамурской трагедии». Сегодня мы продолжаем эту тему.

Любовная связь и не только…

Из всех фигурантов нижнеамурского дела имя этого человека называют если не чаще других, то рядом с другими, более известными, оно как бы подразумевается в тени Якова Ивановича Тряпицына. С марта по май 1920 года в дальневосточном Николаевске разыгралась трагедия, о которой официальная советская история предпочитала не упоминать.
Партизанский отряд Красной армии уничтожил около 10 тысяч мирных жителей и полностью разрушил город. События развивались на фоне бурной любовной связи командира отряда Якова Тряпицына и его ближайшей помощницы Нины Лебедевой-Кияшко.
Любовная связь, конечно же, была, но не она стала главной в трагедии - сожжения города и убийства его граждан. События развивались по-другому. Тряпицын до середины мая 1920 года и после - два разных человека.
«Как только началась эвакуация, все резко изменилось, - вспоминал председатель Сахалинского облисполкома О. Ауссен, - изменился Тряпицын, изменилась Нина. Почему? Есть только один ответ: психологическое поражение (Николаевской коммуны. - Прим. авт.).
Было два Тряпицына. Один в период нашего Приамурья… прекрасный организатор, страстный революционный строитель, талантливый военачальник, боевой товарищ. Этот Тряпицын прекратил свое существование, когда стало ясно, что войска врага обладают значительным превосходством и невозможно защитить Николаевск от японцев…
Он начал озлобляться и подозревать каждого, к кому проявляли симпатии массы. Он видел заговор и предательство во всем и вместе с Ниной кричал: «Тер-рор! Тер-рор! Без жалости ко всем врагам советской власти. Мы никогда не сможем победить японцев, если будут враги среди нас».
Уничтожение Николаевска началось 30 мая 1920 года. Каменные здания взрывались, деревянные строения поджигались. Кровопролитная бойня началась раньше - в полночь на 24 мая.
Рядом с Тряпицыным была его жена - начальник штаба Нина Михайловна Лебедева. Соучастница в трагическом злодеянии.

БЫВШАЯ ЭСЕРКА

Двойную фамилию девушки историки объясняют по-разному. По одной из версий, Нину Лебедеву, когда она была на каторге, взяла под опеку семья ее дальнего родственника и военного губернатора Забайкальской области Андрея Кияшко. По другой - девушка жила по поддельному паспорту на фамилию Кияшко, с которым и прибыла в отряд Тряпицына.
Вторая версия выглядит более правдоподобной, поскольку известно, что в партизанский отряд Нина пробиралась по чужим документам.
Она предъявила командиру мандат и объявила свои полномочия. В этот же день между молодыми людьми произошла интимная близость, которая переросла в настоящую страсть. Яков Тряпицын назначил Лебедеву на должность начальника штаба, сделав вторым после себя человеком в отряде. У Лебедевой и Тряпицына оказалось много общего - в том числе и жажда абсолютной власти, которую они обрели над людьми.
В ноябре 1920 года отряд в количестве 35 бойцов вышел из села Вятского под Хабаровском. Но по мере приближения к Николаевску численность отряда возрастала. Партизаны покоряли находящиеся на пути селения, где вершили свой суд.
Нина была ненамного старше Тряпицына - она родилась в 1895 году в Пензенской губернии. После окончания гимназии вступила в партию левых эсеров. За участие в покушении на пензенского губернатора попала на каторгу в Сибирь, отбывала наказание в Акатуе (недалеко от Читы) вместе со знаменитой террористкой Марией Спиридоновой.
После амнистии Временного правительства Лебедева приняла активное участие в партизанском движении, была начальником штаба в отряде Сергея Лазо.

* * *

Из воспоминаний жены Д. Д. Нагишкина, художника «Тихоокеанской звезды» Н. Д. Колесниковой (Нагишкиной) в 1967 году:
«… Я тогда училась в четвертом классе гимназии. Однажды к нам пришла в сопровождении своей свиты атаманша Нина Лебедева. Все осмотрела, потребовала списки учениц и предложила устроить вечер с участием партизан. Четвертый класс она отнесла к числу «взрослых» и обязала всех прийти на вечер.
Когда я маме сказала об этом, она предложила мне не ходить, и я осталась дома. Когда я на другой день отправилась в гимназию, увидела, что классы опустели, и в них полный беспорядок. Классная дама спросила меня, почему я не приходила на вечер, и я сослалась на нездоровье. Тогда она меня обязала принести справку, поскольку накануне Лебедева вновь проверяла списки учениц и желала знать причину моего отсутствия.
Пока я была в коридоре, ко мне подошла учительница и, убедившись, что вокруг никого нет, погладила меня по голове и сказала: «Как хорошо, что тебя не было! Но справку принеси…» Глаза ее и лицо были очень грустными. Позже я узнала, что на «вечере» все партизаны перепились, напоили девушек и «порасхватали» их по классам.
Справку я представила. Наша семья висела на волоске. И я, и Митя прекрасно понимали, что в один из дней - не сегодня-завтра нас могут ликвидировать.
… Однажды к нам в Гугу приехал Тряпицын со своей Ниной Лебедевой. Это был 23-летний паренек, хорошо сложенный, блондин с голубыми глазами, очень кроткими и добрыми.
Я была поражена его видом, не хотела верить, что это тот самый Тряпицын, на совести которого столько безвинно погибших человеческих душ, слезы сирот, изуродованные трупы детей и женщин, замученных его сподвижниками.
Нина Лебедева оказалась женщиной маленького роста, на вид лет 35, с большими синими глазами, всегда опущенными вниз и не глядящими на собеседника. Одета она была в облегающую блузку, короткую юбку поверх брюк, заправленных в сапоги с ботфортами, на голове черная широкополая шляпа».

ОТКУДА КОРНИ?

По данным краеведов, в частности пензенских, Нина Лебедева родилась в их регионе в 1895 или 1896 году, училась в гимназии и уже тогда связалась с социалистами-революционерами (эсерами), которые увлекались террором. За участие в покушении на пензенского губернатора она была арестована, осуждена и сослана на каторгу в Забайкалье.
Ей тогда было лет 15-16, и юное создание (возможно, как дальнюю родственницу) взяли к себе на воспитание военный губернатор Забайкальской области Андрей Кияшко и его супруга. Одна приемная дочь у них уже была. Возможно, что именно с ней позже и перепутали Лебедеву.
Нина Лебедева (Кияшко) осталась верна революционным идеалам. После Февральской революции стала одним из лидеров Читинской организации эсеров-максималистов, потом воевала в отряде Сергея Лазо, стала начальником штаба.
С этим отрядом отступила на Дальний Восток летом 1918 года, там стала подпольщицей с подпольной кличкой «товарищ Маруся», а затем активной участницей партизанского движения.
Об этом писали многие. Но уже в 1925 году были и те, кто не соглашался с мнением, что эта Лебедева была связана с губернатором Кияшко.
Некто «политкаторжанин Жуковский» направил в журнал «Сибирские огни» письмо, которое было опубликовано в № 4-5 в 1925 году. В нем он писал:
«Я категорически утверждаю, что максималистка Нина Лебедева никогда не была племянницей и воспитанницей губернатора Кияшко и никогда никаких отношений к данному лицу не имела».
И далее он пояснял: «В период партизанщины Лебедева была секретарем первой партизанской конференции, происходившей 2 ноября 1919 года в с. Анастасьевка. Здесь она и приняла фамилию Кияшко, благодаря приобретенному паспорту. В тайге вплоть до Николаевска она фигурировала как Нина Кияшко».
В кожаной куртке, с огромным маузером на боку, она обращалась с братвой исключительно по фене. Бывшие партизаны вспоминали, как она ходила перед своим расхристанным строем и толкала речь, пересыпая ее такими матами, что даже бывалые уголовники покачивали головой и цокали языками.
После николаевских событий белогвардейцы стали распускать слухи, что она родственница губернатора Кияшко, с целью восстановить против нее партизан, как против интеллигентки-аристократки.
В отряде служили две женщины-комиссарши. Второй комиссаршей была Ольга Грабенко, прямая противоположность Нины Лебедевой. Красивая, чернобровая хохлушка, по воспоминаниям сослуживцев, очень нравилась Сергею Лазо.
Лазо стал за ней ухаживать, и они поженились. Но молодым не повезло. На следующий же день после свадьбы отряд попал в окружение. Сергей и Ольга бросили свое войско и пытались скрыться в Якутске, но узнав, что там произошел белый переворот, отправились во Владивосток. Здесь Лазо и погиб.

АНАСТАСЬЕВСКАЯ КОНФЕРЕНЦИЯ

Анастасьевка - село таежное, примостилось вдоль царской «колесухи», дороги, протянувшейся от Хабаровска через Князе-Волконское к Амуру на Вятское и дальше к Николаевску. В нем в то время располагалась партизанская база.
Через село проходила те­лефонно-телеграфная линия Хабаровск-Николаевск, что представляло собой большое значение, т. к. у телефонных аппаратов дежурили сторонники партизан, то последние владели всей необходимой информацией и могли оперативно реагировать на непредвиденные обстоятельства.
Все было организовано по-военному - телеграммы передавали шифром - цифрами, при вызове сел пользовались позывными. Например, позывной Анастасьевки был «Тайга». Удобное местоположение и наличие телеграфа предопределили выбор партизан для проведения в селе конференции.
Сегодня в селе ничто не напоминает о том, что именно здесь 2 ноября 1919 года произошло событие, которое, в конечном счете, предопределило победу красных над белыми в Приамурье.
В исторической литературе это событие получило название «Вторая объединенная конференция представителей партизанских отрядов, революционного крестьянства и подпольных организаций».
Она имела большое политическое и организационное значение на новом этапе партизанского движения за восстановление Советской власти.

ДАЛЬНЕВОСТОЧНАЯ ЭПОПЕЯ

«Николаевский инцидент» - одна из наиболее обсуждаемых тем в истории Гражданской войны на Дальнем Востоке. Например, в «Википедии» о нем кратко сказано так:
«Николаевский инцидент - международный конфликт между Японией и ДВР, расправа с 23 по 31 мая 1920 года над японскими военнопленными и уцелевшими японскими жителями, последовавшая после вооруженного конфликта между партизанами и частями японской армии с 12 по 15 марта 1920 года в Николаевске-на-Амуре. Послужил предлогом для Японии оккупировать Северный Сахалин».
Потом будет так, расправу устроили партизаны под командованием Якова Тряпицына и Нины Лебедевой-Кияшко. Сегодня многие историки оспаривают официальные версии, считая, что Тряпицын и его соратники были оклеветаны и белыми, и красными.
К примеру, доктор исторических наук из Иркутска Павел Новиков в фундаментальном труде «Гражданская война в Восточной Сибири», изданном в Москве в 2005 году, констатировал: «Многие командиры, принесшие победу красным, погибли от рук своих: открытых расстрелов или пуль в спину. На Востоке России так были расстреляны партизанские командиры Я. И. Тряпицын, Н. М. Лебедева-Кияшко…»
… Тряпицын был против предлагаемого Бойко-Павловым села Князе-Волконки, настаивал на размещении базы подальше от Хабаровска, в селе Малмыж. Но это был не единственный повод для конфликта. Существовала и другая причина, о которой никто и никогда публично не распространялся.
Дело в том, что война - войной, но любовь никто не отменял, как известно сердце пронзают не только пули, но и острые стрелы Амура.
На Анастасьевской конференции среди суровых партизанских командиров присутствовала хрупкая, образованная женщина, к тому же молодая и красивая. Ее энергии и кипучей деятельности могли позавидовать многие из собравшихся мужчин. Это была Нина Лебедева. Естественно, к ней был проявлен повышенный интерес со стороны мужской половины. Она выбрала Тряпицына.

РАССТРЕЛ В КЕРБИ

Много было писано и говорено о пестрой и противоречивой армии Тряпицына: служившие большевизму казаки, выпущенные с сахалинской каторги уголовники, белые офицеры и предатели царской армии. Собрать их в один кулак талантливый Яков смог на короткое время - чтобы создать Советскую республику в Нижнеамурье.
Но кулак разжался, и потекла меж пальцев кровь. Она и предала командира. А рядом были японцы, хитрые, коварные. Бунт в штабе Тряпицына созревал зловещий.
В июле 1920 года партизан по фамилии Кичин объявил о создании «суда 103-х» и открыл его заседание после обеда 8 июля. Заседали в местной школе. Странным был этот суд.
Разбирательство напоминало общее собрание какого-то большого коллектива. Нет ни прокурора, ни защитников. Говорили все, как хотели. Звучало главное - в массовых расстрелах виноват Тряпицын. Допросили и самого командира: «К какой партии принадлежите?» «Анархист- индивидуалист», - был ответ.
Подробный допрос Тряпицына приведен в книге В. Г. Смоляка:
«Я не отрицаю, что был диктатором и что не шел по программе большевиков. Но прошу объяснить мне, я обвиняюсь как революционер или как контрреволюционер?» Ответ был таков: «… Мы вас судим как контрреволюционера». Затем допрашивались Н. М. Лебедева, Ф. В. Железин, О. Крученный (Трубников).
Допрос окончен. Зачитывается и единогласно принимается всеми членами суда приговор, в котором сказано, что «… бывший командующий партизанскими войсками Николаевского округа Яков Тряпицын обвиняется в том … что допустил ряд беспричинных арестов и расстрелов мирных граждан и их семейств в городе Николаевске и в сельских местностях Сахалинской области»… Ему инкриминировалось очень многое. Как и Лебедевой, занимавшей должность начальника штаба Красной армии Николаевского округа.
«Народный суд (назвать его так можно только условно. - А.Ч.) признал Тряпицына, Лебедеву, Харьковского, Железина, Оцевилли, Сасова и Трубчанинова в вышеуказанных преступлениях виновными…»
Далее следовал зловещий приговор: «За содеянные преступления, повлекшие за собой смерть около половины населения Сахалинской области, разорившие весь край, постоянно подрывавшие доверие к коммунистическому строю среди трудового населения области и могущие нанести удар по авторитету Советской власти в глазах всего мира, граждан Тряпицына Якова, Лебедеву Нину, Харьковского Макара, Железина Федора, Оцевилли-Павлуцкова Ивана, Сасова Ефима и Трубчанинова подвергнуть смертной казни через расстреляние».
Затем сообщается, что приговор после утверждения его военревштабом будет приведен в исполнение сегодня же вечером (8 июня в 19 часов).
На второй день судили еще 10 человек, которых тоже приговорили к расстрелу…
Суды в Керби не были мирными, спокойными. Сельчане, наблюдавшие за расправой, роптали и возмущались.

СТАРОЕ ПИСЬМО

В Керби их доставили на пароходе, закрыв арестованных в каютах. Сопровождал их член суда Андреев. Когда Андреев с восставшими прибыл в Керби, была ночь, и их к Тряпицыну не пускали. Тогда часовым крикнули: «Пропустите! Мы с важным сообщением, японцы подступают!»
Тряпицын был взят в своей каюте, там же на него надели наручники. Он взглянул на свои руки и сказал: «Не от таких убегал!» Тогда ему сковали и ноги. При обыске была изъята фотокарточка Тряпицына, на которой его рукой было написано: «Нинке Лебедевой от бандита Яшки».
Пустили слух, что Тряпицын задумал оставить в живых только 35 человек своих приближенных, остальных вместе со своим отрядом уничтожить, потом с награбленным золотом через тайгу уйти в Благовещенск. После расстрела Тряпицына Андреев отбыл в Благовещенск и там был арестован.
У меня сохранилось письмо Андросова Василия Даниловича, которое он прислал в редакцию в 2007 году. Это был отклик на мою газетную публикацию, речь в которой шла о некоем Бучанове. Следы его деятельности вели в партизанское Нижнеамурье. Был ли он свидетелем расстрела Тряпицына в Керби, пытался я найти в нем ответ.
Вот фрагменты этого письма: «Прочитал вашу газету за 12 января № 11, которую вел Александр Чернявский. Я немного о статье «Трое в лодке и Бучанов». Я в августе 1949 приехал работать следователем в районную прокуратуру (имеется в виду пос. Полины Осипенко. - А.Ч.). В районной милиции работал сержант, который рассказывал мне кое-что о Тряпицыне и Алексее Бучанове.
Не помню фамилию этого человека, он был в годах, но был в числе трех краснобандитов на пароходе «Петр» при аресте Тряпицына и его жены Нины. Он, этот милиционер, остался около дверей каюты, а остальные двое вошли в каюту и арестовали самого Тряпицына. Его жена Нина Лебедева попросила мужчин выйти из каюты, пока она оденется. Но один из двоих, из наряда, не разрешил ей остаться одной и, засунув руку под подушку, обнаружил пистолет модели браунинг.
Через какое-то время Тряпицына и его приближенных расстреляли. Тряпицын просил слова перед смертью, но ему не разрешили.
Сержант этот сказал, что Тряпицын был грамотный и умел хорошо выступать с речами к народу. Многие из народа были против его расстрела и поэтому не дали ему последнего слова.
Расстреляли их в огороде Мавронских, где и закопали. Мавронские (кто они, я не знаю) тоже были из тех, которые были против расстрела. Наверно, кости расстрелянных и сейчас лежат там. Нину Лебедь куда-то увезли, но она осталась живая. (Это одна из легенд, все было не так. - А.Ч.).
Через некоторое время в 20-х годах приехали 5-7 человек сподвижников Тряпицына. Приехали на могилу Тряпицына, попьянствовали около недели и уехали. Никто их не тронул из правоохранительных органов. Эти, что приехали на могилу, говорили, что Тряпицын был за народ, а его офицеры были настоящие убийцы. Но Тряпицын не мог их урезонить и сам пострадал».
Такое вот письмо прислал мне в январе 2007 года Василий Данилович Андросов. Ему тогда стукнуло 84 года.
На обочине одного листка он дописал: «Мавроские жили около здания прокуратуры, почти против здания КПСС».
Своеобразная подсказка, где искать старое захоронение.

КАК ЭТО БЫЛО?

Что и как происходило тогда в Керби? Вот что установил автор книги «Междоусобица» В. Г. Смоляк:
«Одиннадцать часов вечера. На берег, в окружении своих соратников, пришел председатель временного военно-революционного штаба Тихон Андреев, члены президиума «суда 103-х» П. Воробьев, С. Жемайтис, С. Слепак, А. Овчинников, С. Птицын и другие. На барже скрипнула железная дверь трюма, на палубу стали выходить осужденные.
Первым на трап, в окружении конвоя, вступил теперь уже бывший командующий партизанской Красной армии Николаевского фронта анархист-индивидуалист Яков Тряпицын. С высоко поднятой головой, в холщевой белой рубашке навыпуск, закованный в цепи, он медленно шел по скрипящему трапу, припадая на раненую ногу.
Следом за ним, по-бабьи скрестив руки на большом животе, спускалась бывший начальник штаба партизанской Красной армии максималистка Нина Лебедева. Затем на берег сошли другие осужденные. Замыкал группу бывший председатель Сахалинского областного Совета коммунист Федор Железин.
Когда все семь приговоренных к смертной казни оказались на берегу, конвоиры начали их построение для последнего похода по земле. Первым, опоясанного цепью с длинными концами, поставили Я. Тряпицына. Рядом - Нина Лебедева. За ними все остальные.
Конвоиры взялись за концы цепи, окружив ею всех смертников. Вокруг плотного конвоя сразу образовалась толпа из беженцев, партизан, местных жителей. Народ вел себя сдержанно, только изредка слышались проклятия в адрес смертников. На окраине села, рядом с радиостанцией, конвой остановился. Любопытных оттеснили метров за двадцать от вырытой ямы.
Участники тех событий, конвоиры в своих воспоминаниях рассказывают, что во время движения Тряпицын и Лебедева достаточно громко переговаривались:
«Яша, нас действительно хотят расстрелять?»
«Разве в такую прекрасную ночь расстреливают? Это просто демонстрация».
«А я знаю, что беременных женщин нигде в мире не расстреливают. Если тебя расстреляют, а меня нет, я назову нашего сына Яковом. Ты согласен?»
«Конечно, согласен. Ты не волнуйся, все будет хорошо».
Осужденных поставили на бровке заранее вырытой ямы-могилы. Позади черная тайга. На ясном небе сияла полная луна, было светло, как днем.
Заместитель председателя суда Петр Воробьев зачитывает решение «суда 103-х». Голос его хорошо слышен вокруг:
«За содеянные преступления, постоянно подрывающие доверие к коммунистическому строю, могущие нанести удар авторитету Советской власти, подвергнуть смертной казни…»
Командир взвода конвоя Петр Приходько резко командует: «Конвой, в сторону!»
Напротив приговоренных, вскинув оружие, приготовился к стрельбе взвод бывших артиллеристов. Все замерли. Тишину ночи разорвал пронзительный крик:
«Да здравствует мировая революция! Да здравствует Советская власть!» …
Команда: «Взвод, пли!» - прерывает крик Федора Железина.
Осужденные повалились в яму, все, кроме Тряпицына. Он только пошатнулся после залпа, но затем вновь выпрямился. На секунду все оцепенели. Он наклоняется и берет на руки бездыханное тело Нины Лебедевой.
«Стреляйте!» - уже командует, а не кричит Приходько.
В Тряпицына началась беспорядочная стрельба, но он продолжал стоять с телом Лебедевой в руках. Приходько подбегает к нему и в упор разряжает пистолет. Тряпицын медленно валится в яму, не выпуская из рук Лебедеву. Даже мертвый он не хотел отпускать ее от себя. А она за эту верность подарила ему несколько мгновений жизни, приняв на себя пули бывших соратников по оружию.
Так 9 июля 1920 года в двенадцать часов ночи в селе Керби свершилось одно из череды трагических событий Гражданской войны на Дальнем Востоке.

Александр ЧЕРНЯВСКИЙ.