К 60 - летию Победы!

Но в Великую Отечественную войну нанайские охотники и рыбаки записывались добровольцами на фронт. Уходили на фронт целыми семьями. Основатель стойбища Боктор Тихон Самар проводил на фронт семерых сыновей, но лишь двое вернулись домой.

Дедушка Михаил Самар, которого в Кондоне называли Кеста, отправил на фронт пятерых сыновей. Все погибли. Дедушка прожил 103 года и воспитал всех внуков и внучек. Долго не было писем с фронта Игнату Самару, который проводил на фронт четырех сыновей. И вот первое письмо от Арсентия:

«Здравствуйте, родители, братья, дети. Я жив и здоров. И от вас далеко. Около самой Москвы. Война идёт здорово. Слышно, как гром гремит. День и ночь гремит. И мы скоро в бой пойдем. Ребята наши все здоровы. Целую детей - Славку и Алючку. Арсентий».

В третьем письме он сообщает, что убил семь гитлеровских солдат, а офицера заколол штыком. «Командир спросил: откуда я? Говорю, с Амура. Зачитал приказ и вручил мне орден - Красную Звезду. Теперь я убью ещё больше фашистов, пусть не ходят на мою землю. Арсентий».

Потом пришло пятое и последнее письмо: «Наша армия наступает. Немцы бегут, а мы их бьем, шибко хорошо воюем. Освободили несколько деревень и городов. Нам, дальневосточникам, здешние морозы не страшны, а немцы шибко мерзнут...»

Через два месяца в Кондон пришла на имя Игната Дмитриевича Самара похоронка:

«Ваш сын, снайпер 49 стрелкового полка, 50 стрелковой дивизии, рядовой Самар Арсентий Игнатьевич похоронен на опушке леса восточнее деревни Новоселки Московской области. За мужество и храбрость он награжден орденами Красного Знамени, Красной Звезды и двумя медалями «За отвагу».

Это была лишь первая похоронка. В эти скорбные дни, когда советские войска несли тяжелые поражения, мужественно сражался старший сын Игната Дмитриевича, первый нанайский летчик Моисей Самар.

В один из ноябрьских дней 1941 года в небе Подмосковья группа советских истребителей вела неравный бой с фашистскими асами. Один из наших «ястребков» вспыхнул. Летчик развернул горящую машину в сторону дороги, забитой немецкой техникой и солдатами. Самолет продолжал терять высоту, и когда до земли оставалось немногим больше сотни метров, от него отделилась фигурка летчика, над которым вспыхнул зонтик парашюта.

Прицел пилота оказался на редкость точным: его самолет взорвался в центре колонны. А сам он благополучно приземлился. Но к нему уже бежали немцы, окружая со всех сторон. «Рус, сдавайся!» - кричали они.

И вдруг раздался взрыв, разметавший всех: летчик гранатой подорвал себя и врагов. Этим летчиком был Моисей Игнатьевич Самар. В родное село пришла похоронка, а Родина посмертно наградила его орденом Ленина.

Но Моисей чудом оказался живым. Израненного, его подобрали партизаны. В лесном госпитале ему оказали медицинскую помощь, а затем самолетом направили на «большую землю». Целых полгода врачи боролись за жизнь отважного летчика. В конце июля 1942 года Игнат Дмитриевич получил от сына первое письмо: «Отец и мама, я жив и здоров. Нахожусь на фронте. Подробности в другом письме. Ваш Моисей».

Автобиография этого простого нанайского парня просто удивительна. Закончив среднюю школу-интернат в Нижних Халбах, он вернулся в родной Кондон.

- Хочу работать на почте, связистом, - сказал он председателю колхоза «Красный партизан» Сикау Покто.

- Молодец, Моисей, что так решил: люди нам нужны, - одобрил тот выбор юноши.

За две недели Моисей освоил азбуку Морзе, а через месяц безошибочно работал на телеграфе и устранял любые повреждения на линии связи. Летом 1938 года он успешно сдает экзамен и получает новую профессию - мастер связи. Однажды ночью на дежурстве он принял сообщение из Москвы: «Всем, всем…». В нем говорилось, что с экипажем самолета «Родина» через 26 часов после вылета из Москвы прекратилась связь. И сообщались последние координаты - амурское село Керби. Всем организациям предписывалось немедленно начать поиски отважных летчиков.

Первым делом Моисей связался с Керби и сообщил о случившемся. Там немедленно организовали поиски отважного экипажа. Утром из Кондона выехали два поисковых отряда. Отец Моисея, Игнат Дмитриевич, стал проводником отряда искателей, который вышел из села Дуки и двинулся по Амгуньской мари на поиски экипажа самолета. Именно этот отряд и нашел отважных летчиц.

Москва потребовала держать связь круглые сутки, и Моисей Самар эту связь обеспечивал. Он не уходил из отделения несколько дней и ночей. Старенький «Бодо» стучал без отдыха - принимал правительственные телеграммы, отправлял ответы. Не раз приходилось Моисею выходить на устранение повреждений линии связи. Через его руки прошла телеграмма, где сообщалось, что самолет «Родина» найден, и экипаж выполнил задание партии и правительства.

Указом Президиума Верховного Совета СССР от 2 ноября 1938 года Моисей Игнатьевич Самар стал первым нанайским орденоносцем. Ему вручили орден «Знак Почета».

Именно тогда, когда вся страна говорила о подвиге отважных летчиц, небо окончательно покорило нанайского парня. Он решил поступить в летное училище. Нечасто порог любого училища переступают молодые ребята с орденами. И тот факт, что военным летчиком решил стать нанаец, представитель малой народности Амура, в истории советских военных училищ стал выдающимся.

Но давайте вернемся в грозный 1942 год, когда Моисей сообщил домой, что он жив и здоров. В начале августа старшина М.И. Самар в жестоком бою был тяжело ранен: семнадцать осколков вонзилось в тело мужественного воина. Началась гангрена. В госпитале хирурги ампутировали обе ноги и руки. Врачи предпринимали все для того, чтобы спасти ему жизнь. Шесть месяцев шла отчаянная борьба в этой жуткой, трагической ситуации...

В конце февраля 1943 года Игнат Дмитриевич получил из военного госпиталя в Перми последнюю весточку о сыне: «Ваш сын, кавалер орденов Ленина, Красного Знамени, Красной Звезды, «Знак Почета» старшина Моисей Игнатьевич Самар умер от тяжелых ран 22 января 1943 года. Похоронен в г. Перми. Большое спасибо, отец, за вашего сына. Полковник Котельников».

Но на фронтах Великой Отечественной войны геройски сражались с фашистами ещё двое сыновей Игната Дмитриевича - Владимир и Дмитрий. Братья воевали на разных фронтах. Владимир бился под Псковом и успел написать домой единственное письмо, где сообщал, что мстит за смерть старших братьев.

Но вот в Кондон приходит большой конверт, в котором была фронтовая газета. Дрожащими руками раскрывает это послание Игнат. Газета сообщала, что 30 июля 1943 года смертью храбрых погиб в жестоком бою разведчик Владимир Самар. Он подбил два вражеских танка и уничтожил несколько десятков фрицев. Посмертно награжден орденом Славы III степени.

Уже потом семья Самар узнала, что Владимир за очень короткий срок получил две боевые награды - орден Красной Звезды и медаль «За отвагу».

Но жестокая война продолжалась. Уже в 1944 году советские войска били фашистов не только на своей территории. Вpaг убегал на запад.

Механизированный батальон, в котором сражался Дмитрий Самар, добивал фашистов на Украине. Его ратные подвиги служили примером для всего батальона. Грудь нанайского снайпера украшали ордена Славы III и II степени, Красной Звезды, две медали «За отвагу», «За оборону Москвы», «За оборону Сталинграда».

Но не уберегся славный сын нанайского народа: 6 марта 1944 года он погиб в жестоком бою в Донецкой области...

Маленький народ нани отправил на фронт более 600 своих сынов из Комсомольского района. Владимир Федорович Зуев, долго проживший в селе Кондон и написавший немало замечательных книг о его жителях, факты из которых использованы в этой статье, привел такие цифры, которые никого не оставили равнодушными. Из 150 кондонцев, ушедших на фронт, домой не вернулись 62.

Есть святое место в Комсомольске, где чтут память тех, кто в грозные годы защищал страну. Это мемориальный комплекс или площадь Славы на берегу Амура. Значительную часть площади занимают пятиметровые головы воинов различных родов войск. Особое внимание привлекает одна из них - нанайского снайпера. Это знаменитый нанайский снайпер Алексей Самар, уничтоживший 299 фашистов и награжденный тремя орденами Красного Знамени. Он символизирует подвиг всех воинов-нани, которые доблестно сражались в годы Великой Отечественной войны.

А. ВАСИЛЕНКО.

Дни и ночи 7-й батареи

С групповой фотографии далекого 1943 года на нас смотрят полтора десятка красивых девушек в неказистой военной форме. Они окружили со всех сторон четырех мужчин-лейтенантов. Это бойцы 7-й батареи третьего дивизиона 749-го зенитно-артиллерийского полка, всю войну прикрывавшего от японского нападения с воздуха Хабаровск и военные объекты вокруг города. Мужчины - их отцы-командиры.

В верхнем ряду, крайняя слева - Аня Федорова, теперь Анна Тимофеевна Коренева. Тогда ей было 19 лет, и она уже больше года провела на передовой. На передовой воздушного фронта.

…Начало войны Анна Тимофеевна помнит до мельчайших подробностей. Да и как не запомнить? Известие ошеломило своей действительностью. Только закончила 9-й класс хабаровской средней школы № 19. В первые же дни войны забрали на фронт мальчиков 1922 и 1923 годов рождения. Из двух классов (по 25 учеников в каждом) осталось ровно 18 человек. Из них мальчиков всего человек пять, хотя в классах было их больше, чем девочек. Построенную год назад школу забрали под военный госпиталь. Парты и остальное школьное имущество перевезли в один из бараков на берегу Артзатона. Оставшихся старшеклассников обязали каждый день разносить повестки от военкомата. Аня жила с родителями в своем доме (сейчас это переулок Трубный) в Украинской слободке. Ей и достался частный сектор.

Занятия в 10 классе начались не 1 сентября и не в бараке, куда переместилась школа, а в селе Возжаевка Амурской области. Всех старшеклассников отправили на уборку урожая зерновых. Работали на току, там же, на току, и жили, ночевали в зерновых кучах. Только в середине октября вернулись домой.

Началась учеба и служба одновременно. Занятия в классе перемежались с дежурством санитарками в своей бывшей школе, ставшей госпиталем. Но и такая учеба продолжалась недолго. 10 апреля 1942 года ученикам, родившимся в 1924 году, прямо в класс принесли повестки. Их призывали в армию. Из класса забрали шесть или семь девочек. На фотографии, сделанной перед уходом в армию, весь объединенный 10-й класс школы №19. Первая в нижнем ряду Федорова Аня...

На сборном пункте возле пединститута собрались триста бывших учеников из разных школ Хабаровска. Потом был месячный карантин. Каждый день строевая, политзанятия, уставы, изучение стрелкового оружия... Через месяц 20 девушек, в их числе и Аню, определили в 7-ю батарею 3-го дивизиона 749-го зенитно-артиллерийского полка. Батареи полка были рассредоточены вокруг Хабаровска. Каждый дивизион прикрывал свой участок города с важными объектами. Их 7-я батарея стояла в районе неподалеку от нынешнего «Дальмедцентра», там, где сейчас радиоцентр.

Анна Тимофеевна вспоминает: когда они приехали на батарею, там служили одни парни. Их задача была ускоренно обучить девушек военным специальностям, а самим отправиться на фронт. Аню определили на баллистический прибор управления - определять и давать наводчикам координаты воздушной цели: высоту, дальность, скорость...

Несколько месяцев спустя на батарее и в дивизионе только одна треть личного состава были мужчины, остальные - девушки.

Я спросил Анну Тимофеевну: насколько было трудно служить? Она, смеясь, ответила, что сейчас, спустя шестьдесят лет, это вспоминается, как прекрасное время... А трудно было или нет, пусть нынешние молодые девушки сравнят и оценят... Трудности - это понятие индивидуальное, и зависит оно от воспитания. Они были молоды, жили надеждами, считали, что война - это временно, и вся жизнь еще впереди.

Разместили их на батарее в землянках, обули в мужские ботинки с обмотками, одели в штаны-галифе, дали винтовки высотой в два девичьих роста... В этом одеянии они и танцевали. В столовой сдвигали столы в одну сторону и под гармошку танцевали, пели песни. Там же, примерно раз в месяц, смотрели кино.

Через год для них пошили юбки и выдали сапоги.

В июле на батарею пришло письмо от директора школы № 19 Семена Иосифовича Креймермана. Девушек-десятиклассниц приглашали получить аттестаты зрелости. Так необычно для них закончилась школьная пора... Без экзаменов, без нарядного платья, выпускного бала, гулянья до утра по ночному городу...

К счастью, на город за всю войну не упали ни одна бомба, ни один снаряд... Но зенитчики все годы, месяцы, дни войны находились под психологическим прессом: все части Красной Армии на Дальнем Востоке постоянно готовились к нападению японцев, к войне...

Вспомнив фильм о девушках-зенитчицах «А зори здесь тихие...», я спросил Анну Тимофеевну: как было насчет дисциплины? Все же девушки… По фильму-то с дисциплиной не все было ладно...

- Дисциплина была. Были наказания - наряды. На батарее служило много хабаровчанок - некоторых после шести месяцев службы иногда отпускали на несколько дневных часов в увольнение. Тогда в городе не было никакого транспорта - из одного конца города в другой ходили пешком. Иногда из увольнения опаздывали, и за опоздания наказывали. Была и гауптвахта. Правда, за все время только одну из девушек наказали. Ночью на посту стояла Таня Растопчина и случайно выстрелила из винтовки. Это к вопросу о нервном напряжении... На беду пуля попала в окно командира дивизиона. Никто не пострадал, но Таня получила пять суток гауптвахты.

Война на западе шла к концу. На Дальний Восток начали прибывать войска. В полку появились девушки, имевшие боевой опыт. В апреле 1945 года батарею перевели в район, где сейчас улица Юности. Там на месте нынешнего Первого микрорайона располагался Большой военный аэродром. Батарея должна была прикрывать этот аэродром в случае налета японской авиации.

К тому времени ефрейтор Анна Федорова уже сменила профессию - она стала разведчиком. А ими становились самые дисциплинированные и исполнительные. Задача разведчика - следить за «воздухом». Глаза, уши и бинокль - вот его оружие. Но нужно было не просто иметь глаза и уши нужно было иметь тонкий слух, чтобы улавливать даже далекий звук летящего самолета. Потом требовалось определить его принадлежность и тип. Локаторов тогда еще не было. Во время учебы Аня изучила все характеристики немецких, японских и, само собой, советских самолетов.

День Победы 9 мая Ане свалился в прямом смысле на голову. Она направлялась на дежурство на вышку - сменить там Таню Растопчину. Не успела Аня подняться и до середины лестницы, как на нее с криком «Победа, победа...» кубарем скатилась Таня...

Все на батарее кричали «Ура!», радовались, стреляли в воздух... Всеобщая радость закончилась трагически. Кто-то выстрелил не строго вверх, и пуля попала в Нину Шушакову… Так нелепо закончилась война, а с ней и жизнь девочки из 5-й хабаровской школы...

Для других она продолжалась. Их полк включили в состав Второго Дальневосточного фронта. Дивизион перевели на границу. Батарея разместилась в лесу между Бычихой и селом Казакевичево. Была объявлена боевая готовность. Нести дежурство в летнем лесу разведчику очень тяжело. Ночью лес шумит, деревья скрипят... Кажется, что летят самолеты или лезут японские лазутчики. У некоторых девушек не выдерживали нервы: Маша Тринцукова, к примеру, темной ночью подняла тревогу - ей почудилось, что кто-то подкрадывается к батарее.

Началась война с Японией. Зенитные пулеметы поставили прямо на берегу реки, батареи перевели на постоянное боевое дежурство. Так было до капитуляции Японии.

Война закончилась... 17 сентября Аня и ее подруга Аня Черникова пошли к командиру дивизиона майору Чернацкому с просьбой отпустить их учиться в Хабаровский педагогический институт. На исторический факультет их приняли без экзаменов. В 1949 году Анна Тимофеевна с дипломом учителя истории была направлена в речное училище №5, готовившее специалистов рядового состава для Амурского речного пароходства, преподавателем.

Всю гражданскую жизнь, с 1949 по 1980 год, она и проработала учителем. Из них последние 25 лет - директором школы рабочей молодежи для плавсостава - ШРМ №16. Эта школа дала возможность продолжить образование сотням молодых и не очень людей. Большинство из них работали в Амурском пароходстве. Я тоже учился у Анны Тимофеевны в той самой школе рабочей молодежи № 16 четыре года…

А. КРИКЛИВЫЙ.

Немой Ефим с монеткою в руке

В этой подборке читательских писем о войне преобладают воспоминания детей войны, судьбу которых она задела своим черным крылом. Осталась память, не ушла боль от невосполнимых потерь… Человеку хочется рассказать о пережитом, рука тянется к чистому листу бумаги. Таких писем много, мы не в состоянии все их опубликовать, потому и выбрали фрагменты из них. Начнем наш разговор в «Полевой почте наших дней» с письма, пришедшего к нам из далекого города Брянска, где живет его автор.

* * *

Пишет ваш бывший хабаровчанин Никита Федорович Дегтярев. От всего сердца, искренне хочу поздравить всех с наступающим 60-летием Победы в войне, участником которой мне довелось быть… Началась моя военная служба на Татарском проливе (с. Астрахановка) в 1940 году. Вначале был радистом, а позже стал командиром радиоотделения 82-го отдельного артдивизиона 103-го укрепрайона. Потом воевал в Карелии, освобождал норвежский город Киркенес, награжден двумя орденами Красной Звезды. В 1945 г. был направлен на учебу в военно-политическое училище, после которого три года служил в Хабаровском управлении по делам военнопленных, был заместителем начальника пожарной части № 12 г. Хабаровска. В Брянске живу с 1965 года. С уважением,

Н. Дегтярев.

* * *

Хочу выразить всем слова благодарности за те материалы, которые печатаются в газете к 60-летию Победы. На мой взгляд, они очень интересные и волнующие, имеют большое познавательное значение и потому могут быть использованы учителями для воспитательной работы в школах и других учебных заведениях. Особенно полезно нашей молодежи знать, какой вклад внес наш далекий от фронта Дальневосточный край в дело Победы.

В рубрике «Полевая почта наших дней» я нашла строки из тетрадки читательницы Саяпиной, которая вспоминает о своем военном детстве. Я тоже отношусь к той возрастной категории людей, которых называют «дети войны». И мне захотелось поделиться своими воспоминаниями о войне и Победе. Ведь то, что было со страной, это было и с нами.

Мы были маленькими детьми, когда началась война. Росли мы и взрослели вместе с теми событиями, которые переживали весь наш народ и страна. В доме постоянно слушали радио, ждали сводки с фронта, плакали от радости, когда узнавали об очередном освобожденном городе.

А однажды у нас появилась газета, где была помещена статья о гибели партизанки Тани - Зои Космодемьянской. Я запомнила снимок в газете: казненная Зоя Космодемьянская с веревкой на шее. Бабушка наша долго хранила эта газету в своем маленьком сундучке, она доставала ее время от времени, читала нам и плакала. Так и запомнила я на всю жизнь этот снимок.

А еще мне запомнилось то, что в те голодные военные годы нас, школьников, кормили обедами в столовой. Мы называли ее «столовая фронтовиков». Я не знаю, откуда такое название, но мы ее так называли. Столовая находилась в здании нынешнего Центрального гастронома. Во всех залах стояли столы, мы приходили сюда после уроков, и нас кормили обедом. Это были самые счастливые мгновения в той жизни. Разве можно это забыть?

В. КИРЕЕВА,

постоянный читатель

«Тихоокеанской звезды».

* * *

Мы не ходили в атаки, не гасили на крышах зажигательных бомб, не вытаскивали раненых с поля боя, не стояли у станков на заводах, но хлебнули страшного военного лиха ненамного меньше тех, кто завоевал нашему народу Великую Победу.

Когда началась война, мне было 4,5 года, моей сестре 6 лет, а брату не исполнилось и года. Помню заплаканные, тревожные лица старших, проводы отца, ушедшего добровольцем на фронт в первые же дни войны. Мы всегда хотели есть, но еды не было, как не было одежды, дров... Мы собирали на огородах весной оттаявшую картошку, пекли из нее оладьи. Когда пошли в школу, на двоих с сестрой у нас было только одно платье, поэтому мы занимались в разные смены.

Потом война закончилась, но легче не стало. Особенно трудными были первые три года. Маленький брат Ванюша не выдержал лишений и умер, так и не дожив до Победы.

Отец пришел с войны весь израненный. Я помню, что просыпалась ночью от его криков: «В атаку! За Родину! Огонь!»

Н. ВОЛКОВА,

ветеран труда.

* * *

Сергей Столбов, бывший хабаровчанин, выпускник ХабИИЖТа, прислал нам из Анапы обширные воспоминания под названием «Считаю своим долгом рассказать». Он посвятил их дальневосточным добытчикам золота (детство автор провел на наших северных приисках) в годы войны. «Добывая золото, они участвовали в защите Отечества. Эти люди достойны того, чтобы о них вспомнить».

К сожалению, объем написанного им не позволяет поместить его рассказ в газете. А просьбу сообщить его адрес мы выполняем. Те, кто захочет ему написать (у него остались друзья в Хабаровске): 353441, Краснодарский край, г. Анапа, 12-й микрорайон, дом 2, кв. 9.

* * *

В конце сороковых годов наша семья жила по улице Международной, прилегающей к нефтеперегонному заводу им. Серго Орджоникидзе. Деревянные двухэтажные восьмиквартирные дома с деревянными же балконами строились для заводского руководства. Весь косогор от ул. Международной до ул. Джамбула был застроен такими домами.

Тут жили и учителя, в таком же доме помещались школа № 48, поликлиника и хлебный магазин. Сейчас уже все эти дома снесены, и на месте нашего дома расположилась бензозаправка «Восток-нефть». На улице Международной был единственный на весь этот район продуктовый магазин.

В дни получки и аванса он был забит народом. Стоять за дефицитом - макаронами или рисом - приходилось всей семьей до 8-9 вечера, так как выдавали чего-нибудь по определенному весу в одни руки. А в обычные дни на прилавках магазинчика располагались лотки с лососевой икрой, прикрытые от мух марлей, и пирамиды крабовых консервов - эти деликатесы тогда за еду не считали.

В этот магазин приходил Ефим, бывший солдат, немой от контузии. Жил он недалеко, на улице С. Тюленина. Было ему лет тридцать, а может, меньше. Темная кожа плотно обтягивала череп, а из глазниц с безнадежно-трагическим выражением мерцали глаза.

Ходил он всегда в старой солдатской одежде - шапке, шинели, солдатских галифе, рваных ботинках и обмотках. Он приходил с какой-нибудь мелкой монеткой, зажатой в пальцах, вставал у кассы, и эта копейка в его пальцах часами билась о край деревянного окошечка. Последствия контузии на войне.

Он ничего не просил, иногда страшно мычал, очередь его обходила. Когда кассирша не могла больше уже выносить этот равномерный стук, она кричала на Ефима, он отходил на два шага, но простоять в такой позе без опоры долго не мог и вновь опирался на кассу, и вновь рука конвульсивно била монеткой по нервам окружающих. Потом освободившийся рабочий выводил его на улицу, ставил лицом в направлении дома, подталкивал в спину, и Ефим бежал, высоко вскидывая ноги.

Он ходил в магазин не за подачкой - никто ему не подавал - хотел купить чего-нибудь своей старой больной матери, и для этого всегда приносил в руке денежку. И не понимал, почему ее не берут и ничего не дают взамен. Сказать ничего не получалось, получалось только мычать, рычать или стонать на низкой ноте.

Не знаю, какой ратный подвиг он совершил, да и успел ли совершить. Бессловесно умирать в течение пяти-шести лет от голодной смерти и с массой болезней - тоже подвиг жизненный. Таких несчастных калек было много.

Когда в последние десятилетия я слышу избитую фразу «никто не забыт, ничто не забыто», я вспоминаю этого неизвестного Ефима. Давайте вспомним тех, кого еще хранит наша память, тех, кто прошел войну и вернулся вроде бы живым, но жизнь эта была не лучше смерти.

И.Н. Казакова.

Встреча с соседом

В Хабаровске я живу давным-давно, с 1959 года, но Брянщина, где начиналась моя жизнь, не забывается. И если встречается земляк, то стараюсь где-нибудь в уютном местечке с ним посидеть, о чем-то погутарить, как у нас старики говорили.

Лет сорок тому назад, как раз на День Победы, я с таким земляком и встретился. Побеседовали, и я в нем разочаровался. А было дело так. В общежитии тогдашнего завода «Энергомаш», где я работал, в маленькой комнатушке поселили худющего жилистого старика.

Случайно мы с ним познакомились. Оказался земляком, даже с того районного города, откуда родом и я. Ну и встреча! Тут без чарки не обойдешься. Правда, на водку денег не хватило, что ж, купили «перцовку». Спрашиваю старика: «Как сюда попали?». И чувствую, что такой вопрос ему не по душе.

- А сам ты как? - интересуется он.

- Да вот, - говорю ему, - после службы в армии к родной сестре приехал.

- Ну а я - из Магаданской области, - отвечает старик. - Тут мой сынок в общежитии воспитателем работает. А вот на Брянщину возвращаться нельзя, хотя 18 годиков за решеткой «отбухал».

- Так почему же нельзя?

Старик промолчал. И тут я заметил, что на одной руке у него не было трех пальцев. Догадка пронзила меня.

- Ваша фамилия случайно не Дубинин?

- Откуда знаешь? - спохватился старикан.

- А моего отца, Кохана Кирилла Панфиловича, разве не помните? И сестру Лену, что ушла в партизаны, тоже не помните?

Тут он вздрогнул, как трусливый человечек, увидевший во мне ненавистного врага, от которого не успел когда-то избавиться.

Теперь все подробнее. В 1943 году, когда мне было семь лет, Брянщину заняли немцы. Все знакомые мужчины, которые жили на нашей улице, вместе с моим отцом ушли воевать. Старшая сестра Лена - партизанить. Остались дома мама, пятнадцатилетняя сестренка Валя и я.

А вот соседа нашего Дубинина, что жил через дорогу, на войну не забрали из-за того, что на руке у него не было трех пальцев. Куда они делись, кроме хозяина, никто не знает. То ли топором отрубил, чтобы на фронт не послали, то ли еще что-нибудь придумал.

Ведь люди раньше видели: все пальцы у Дубинина были. А когда пришли немцы, он стал полицаем. Помню, приведет в наш домик фашистов, перебьют всех курочек, что в сарае, - и в сумки себе.

Потом к маме пристают - «давай млеко». Выльют в фляги все молоко и уходят. А мы голодными оставались. Однажды рано утром опять с полицаем-соседом нагрянули фрицы. Дело было зимой. Спал я на печи.

- А ну слазь оттуда, щенок, - рявкнул на меня полицай.

Слез, оделся. И отправили нас в тюрьму, где на допросах маму, а вместе с ней и меня с сестрой так страшно били, что откроешь слипшиеся от крови глаза и ничего не видишь, не помнишь. После тюрьмы отправили в лагерь. Ну а потом увезли нас в Польшу, в город Диршау, чтобы сделать рабами.

А сколько эта продажная сволочь партизанских семей еще фашистам предала? Об этом только Бог знает. И он его наказал за это.

А после нашей встречи его с сыном, как метлой смело. Исчез куда-то, подальше от земляков своих брянских. Такое вот у меня воспоминание осталось о той далекой теперь от нас войне.

Е. КОХАН.