Михаил Леденев жизнь знал не по учебникам

(Продолжение. Начало в № 76 от 24 апреля.)

Дальний Восток - действительно проблемный регион. В основе этого лежат объективные причины. Являясь сопредельной территорией для густонаселенных стран с древней цивилизацией, Дальний Восток стал географически известен на полтора века позже открытия Америки. Но и после этого, спустя два века, регион оставался полупустынным. К середине XIX столетия на его просторах обитало не более 50 тысяч человек разноплеменного населения, ведущего кочевой и полукочевой образ жизни.

По комплексу природно-климатических условий он не был привлекателен ни для сопредельных государств, ни для его населения. Недоступен был и для инициативных массовых миграций. Потребность выхода к Тихому океану, вхождение в непосредственные контакты с сопредельными странами - вот что побуждало Россию продвигаться на Восток, вот что предопределило правительственную форму освоения Дальнего Востока. С обретением и освоением этой территории стране придавалась целостность, а ее границам - естественность и безопасность.

На ранних стадиях освоения, помимо промыслов («соболь был путеводной звездой казака» - по образному выражению М.И. Леденева), упор делался на развитие сельского хозяйства и создание транспортных коммуникаций как основы жизнедеятельности населения. Эти вопросы не сходили с повестки дня программных документов освоения региона вплоть до второй половины 80-х годов прошлого столетия. Однако уже первые опыты жизнедеятельности населения показывали, что будущее Дальнего Востока - в его промышленном, индустриальном развитии.

Последовательное приведение в известность природного потенциала региона создавало условия для формирования крупной базы минерального сырья, рыбы и морепродуктов, лесных ресурсов. Паралельно шло становление обрабатывающей промышленности, в том числе крупных предприятий оборонного комплекса, и социальной инфраструктуры. Но, как замечает М.И. Леденев, этапы освоения внешне кажутся схожими с теми, которые проходили и другие регионы России. Однако это не так. Социально-хозяйственная система региона была и остается дотируемой государством и, следовательно, неустойчивой. Не случайно, что понятие «освоение» за 350-летнюю историю российского Дальнего Востока органично вплелось в его судьбу, и ныне этот регион без этой характеристики не мыслится.

Искусственные способы привлечения населения ограничивали возможности его самодеятельного развития, определив своеобразный жизненный уклад. По своему историческому воспитанию, семейным корням, целевым установкам и экономическому поведению оно оставалось в значительной мере временным. Многие люди, прожив здесь 20-30 лет, продолжали ориентироваться на выезд.

Физико-географические условия региона никогда не давали здесь благоприятных шансов для устойчивой жизнедеятельности. Аборигенное население не могло здесь создать ни крупных государственных образований, ни исторически значимых культур. Большая часть территории региона находится в зоне экстремальных природно-климатических условий для проживания человека. Лишь узкая полоса шириной 200-300 километров вдоль Транссибирской магистрали относится к категории относительно приемлемых зон для оседлого заселения и формирования постоянного населения. Однако по российским меркам и это не лучшие земли для проживания.

Жесткие климатические условия, большая удаленность региона от развитых промышленных центров предопределяют повышенный расход топливно-энергетических ресурсов и большие транспортные затраты. Это же тяжелым бременем ложится и на человека. В совокупности такие условия формируют высокие издержки, снижают конкурентоспособность продукции.

Дальневосточника Леденев называет государственным человеком. Поначалу было как-то странно слышать это. Ведь Москва фактически всегда смотрела на Дальний Восток как на «дойную корову», считая себя государственными людьми, а дальневосточников рабочими-добытчиками. Михаил Иванович по этому поводу разъяснял, что называет дальневосточников так потому, что государственный бюджет - существенный источник доходов населения. Потому, что здесь сложился более высокий уровень огосударствления всех сфер жизнедеятельности человека: производства, природной среды обитания и даже семейно-бытовых условий.

М.И. Леденев с многочисленными своими аспирантами  занимался социологическими исследованиями. И одно из них показало, что за десяток лет (с 1990 по 2000 год) Дальний Восток покинуло 25% населения. При этом прогноз на начало XXI века был еще печальней. Из оставшихся около 30% намерены уехать в ближайшее время, около 40% - с удовольствием уехали бы, если было бы на что. А 60% молодежи считает, что обязательно уедут, когда скопят денежные средства. И по этому поводу Михаил Иванович однажды в конце 90-х отправлял письмо президенту Б.Н. Ельцину.

«Въедливая натура» этого исследователя занимается проблемами закрепления кадров на Дальнем Востоке, его интересует даже психология дальневосточных бичей. «Их считают отбросами общества, тунеядцами, а я думаю иначе: нет ничего удивительного в том, что люди неосознанно защищают свою самобытность», - утверждал М.И. Леденев. Он был активным лектором краевого общества «Знание», выдвигался кандидатом в депутаты городского совета, да и без того трудно было его застать в одиночестве, он был по призванию, по натуре общественником. На лекциях, встречах, в беседах по проблеме трудовой активности не обходилось без полемики о бичах, о социальной несправедливости, что они, мол, не работают, но все же живут среди нас и т.д. На что Михаил Иванович отвечал: «Злое слово не вяжется с образом жизни этих людей. Тут больше веет несчастьем. Те из них, что определили себя уже «бичами со стажем», промышляют сбором стеклотары, торговлей дикоросами да червями для рыбацкой наживки, не были агрессивны, скорее, наоборот, обособлялись и сторонились людей».

- Впервые и сам услышал слово «бич» в армии от тех ребят, которые призывались из леспромхозов, - как-то пояснял нам Михаил Иванович. - Поговаривали, что так раньше называли моряков, временно сошедших на берег, переводили с сарказмом «бич», как сокращенное - «бывший интеллигентный человек». Слово то, - слово, а как быть с самим феноменом. Мы и так долгие годы закрывали глаза на то, что нет у нас никаких социальных условий для бродяжничества. А раз этот феномен устойчиво и повсеместно все же существует, значит, нельзя от него отмахиваться, его надо понять.

Но одно дело видеть таких людей поодиночке или по двое-трое на улицах, другое - наблюдать их по сто-двести человек вместе, устраивающихся на работу добровольно! И вот однажды Михаилу Ивановичу довелось увидеть такое на одном лесоустроительном участке. И тип такого человека просматривался особенно после того, как было сопоставлено более 500 биографий этих людей. У этих людей, так случилось, не оказалось ни семьи, ни угла, ни «малой родины», у многих и паспорта. И паспорт-то не получишь без прописки, а прописку - без паспорта.
Таково «дурацкое» положение дел на самом деле было, что многим на вопросы социологического исследования не хотелось отвечать. Часто отвечали коротко и четко: «Не лезь в душу!». Всегда при этом чувствовался какой-то душевный надлом. Но эти еще работают, правда, не ахти как. И это понятно, почему.

(Окончание в следующих номерах газеты).

В. Неизвестных, Е. Галичанин, Н. Дядя, В. Заусаев, В. Симаков, В. Шиян.